Фрагмент карты Томска XVII века, выполненной С.У. Ремезовым.
tomskmap.tomsk.ru
В истории всего этого противостояния – безотносительно того, кто в нем прав – есть один по-настоящему забавный момент. Состоящий при этом из двух забавных слагаемых.
Во-первых, довольно смешна интонация, с которой муниципальные служащие (не все, но факт отменить нельзя) произносят слово «общественник». В кино про непокоренных индейцев последние именно так выговаривали существительное «бледнолицые». Это когда что-то непрошенное, глубоко чуждое взяло и вторглось в естественный ход вещей и размеренный день бюрократических прерий. Как тут не включить сразу два речевых фильтра – сперва сквозь зубы, потом через губу? Между тем, работник муниципалитета и есть самый настоящий общественник. Это не Черчилль и не боярин Лобанов-Ростовский, это даже не госчиновник руки короче среднего. Это общественник на ставке, наемный член большого ТСЖ. Явно любительская квалификация большинства людей из нынешней мэрии и вовсе лишает их права на какой-либо возвышенный пафос, но – нет.
Во-вторых, советским словом общественник здесь и сейчас пытаются замазать – ну как в Китае после Мао – следы собственной культурной революции. Дело в том, что нынешние т.н. элиты формировались как раз под риторику о «создании настоящего гражданского общества». Однако когда это самое гражданское общество, наконец, пришло к ним со своими требованиями, то оказалось, что в виду имелось вовсе не это. Очевидно, предполагался почти полный разрыв былых обременяющих связей: дескать, мы делаем свои дела, вы – свои. Например, сами ремонтируете ямы во внутриквартальных проездах, собираете деньги на лечение детей и т.д. А тут какие-то требования. Пренебрежительное «общественник» именно оттуда, из уверенности, что на уровне общества никто никому и ничего теперь не должен.
Мы изначально заявили о своей нейтральности в поле этой дискуссии, мы никоим образом не отказываемся от этого. Аргументы сторон будут приведены в полном объеме и в самом первозданном виде. Мы просто уровняли статусы. В этой дискуссии не будет «общественников», «чинуш» и даже «хапуг».
Итак, со стороны гражданского общества в диалог вступает координатор регионального общественного движения «Исторический Томск» Мария Бокова.
– Мария Николаевна, противостояние длится далеко не первый год и, наверняка, стороны уже «притерлись» друг к другу в плане аргументации. Проще говоря, на каждый довод давно найден свой контрдовод и во многом потому ситуация носит патовый характер. Насколько, на ваш взгляд, сейчас актуальна эта проблема?
– 31 декабря 2015 года вышел Указ президента Владимира Путина «О стратегии национальной безопасности РФ». С того момента я отсылаю всех участвующих в спорах по поводу того, нужно сохранять или нет, к этому документу. Там все четко и обоснованно прописано – почему и зачем нужно сохранять историческое наследие. Этому в стратегии посвящено целое направление. Думаю, что это весомый аргумент.
Что же касается противостояния как такового, то, наверное, мою позицию по этому вопросу некоторые понимают неправильно. Скорее всего, ее искажают намеренно, чтобы столкнуть эти две позиции – сохранения и развития. Мы ведь не за какой-то застой, мы постоянно говорим о том, что Томск должен развиваться, шагать в ногу со временем, быть передовым. Он ведь и был таковым для Сибири долгое время. И купцы в то время строили его так, чтобы он был красив, с этим трудно спорить.
А так как расположен он в Сибири, то и главным доступным строительным материалом было дерево. Профессор ТПУ Дульзон Альфред Андреевич и многие другие вслед за ним четко доказали, что все разговоры про дерево как недолговечный и гниющий материал – это миф. На самом деле, если с ним правильно обращаться и правильно из него строить, то деревянные дома живут минимум 300 лет, а в норме все 500 или даже 800.
– Развивая тему мифов, что бы в этом отношении вы выделили особо?
– Принято рассуждать о том, что районы деревянной застройки якобы создают негативное впечатление о городе, что это безнадежно депрессивные участки. Это неправильно, и истолковано тем подходом, который на руку нашему строительному лобби.
Если немного продолжить тему материалов, то кирпич это ведь просто обожженная глина, и если за ним не ухаживать, то он абсолютно также подвержен разрушению. И тот же бетон разрушается быстрее, чем дерево. Вывод, который многим делать лень, состоит в том, что за деревянными домами нужно ухаживать точно также, как и за всеми другими. То же самое касается старых и считающихся депрессивными районов. Но ведь таковыми они стали, потому что их забросили.
Взять самую спорную сегодня в этом отношении территорию – район Болото. Мы обсуждали этот вопрос с Ларисой Степановной Романовой (заведующая кафедрой реставрации и реконструкции культурного наследия ТГАСУ – ред.) и сошлись во мнении, что ситуация не требует каких-то огромных затрат. Достаточно загнать туда технику и просто вычистить этот район от того безобразия, которое там скопилось за последние 20 лет. Это ведь на самом деле заброшенное место и местные жители сами с этим не справляются. Район много раз горел, переулок Болотный выжжен практически полностью. Была в городе такая волна, но ведь ничего с тех пор там не убрали, не развезли и не почистили. Все это стоит и зарастает диким кустарником. Ладно летом, но осенью все это откровенно напоминает кладбище. И если там провести банальную уборку, то этот район сразу начнет создавать другое впечатление. Там есть берег Ушайки, уникальный ландшафт Воскресенской горы, знаменитая «подкова», такого у нас больше нет нигде. Что еще показывать туристам, если не это?
Если исходить из здравого смысла, то к этим территориям нужно подходить взвешенно, не с опущенным забралом и намерением все снести. В Норвегии стоят строения, которые у нас сразу бы записали в бараки. Но этим «баракам» по 300 лет, когда-то там располагались ремесленные мастерские, и голландцы их хранят. Все ухоженно, чисто и в цветах. Наши старые районы в этом плане как минимум ничем не хуже в историческом смысле, это сердце города, место, откуда он начинался.
– Вопрос финансирования здесь неизбежен и, видимо, неразрешим. В чем вы видите здесь главную проблему?
– Работа с инвесторами в Томске, конечно, провалена – никто не хочет брать столь обветшалые и разрушенные дома. Восстановить и привести их в более-менее нормальное состояние (чтобы инвестору стало интересно) мог бы город. Но нам раз за разом говорят, что денег в бюджете нет, а поддержание такого массива деревянной застройки стоит бешеных денег. У меня в этой связи есть вопрос – а если принять во внимание, что мэр у нас бизнесмен и деньги считать умеет, то он будет и вовсе по адресу. Почему мы в своей массе до сих пор не смотрим в корень этой проблемы? Откуда берутся вот эти объемы сгоревших, перекошенных, полуразрушенных домов, которые и требуют огромных вложений?
Во-первых, нет должного сохранения. Мы даем им гореть. И мы знаем, что больше половины это поджоги. Но ничего конкретного не делаем.
Во-вторых, это агрессивное (другого слова не найдешь) новое точечное строительство, которое ведется на территориях исторической застройки. Это когда возводится одно большое монолитное здание, а вокруг начинает страдать сразу несколько деревянных домов. Из-за усилившегося давления на землю грунтовые воды поднимается в их подвалы, то есть они начинают гнить ускоренными темпами. Получается, что эти дома начинают разрушать с самого фундамента. Одно дело, когда сваи для нового жилья вкручивают, но ведь зачастую их забивают именно там, где делать этого попросту нельзя. Когда идет такая вибрация, попросту венцы выскакивают, сама конструкция разрушается.
Конечно, точечное строительство это якобы дешево, инфраструктура вся есть, бери и строй. Но сегодня вы «врезались» в старые трубы, а то, что они вскоре потекут и полопаются, это никого не волнует. Под такие нагрузки в этих районах не рассчитано ничего, даже теплотрассы. Но это опять-таки будет ложиться на плечи города. И у него никогда не будет денег, пока он вот так будет вести дела.
Вот откуда берутся «бешеные деньги», которых нет. Мы уже долгое время говорим – прекратите разрушать историческую застройку, этим вы бьете как раз по городскому карману. Разрешая такое строительство, вы сами себя загоняете в бюджетную нищету.
Карта 1911 года, изданная книжным магазином В.М. Посохина.
tomskmap.tomsk.ru
– В чем вы видите перспективу?
– Во-первых, повторюсь, нужно прекратить безобразие в исторических районах. Прецеденты по России есть, и это внушает определенный оптимизм. Например, в Самаре и Казани пришли именно к этому – даже новые дома там строят в стиле, приближенном к историческому. Томск пока представляет собой государство в государстве, где на все есть свое видение. Трудно понять людей, которые (а впечатление складывается именно такое) воспринимают наш город как место для «выкачивания» денег. Выкачали, уехали, а здесь после этого – хоть потоп.
Есть план по возрождению в Томске отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Думаю, что нам это поможет и сохранять, и правильно развивать город. Для развития внутреннего туризма это тоже многое значит, все-таки за Уралом (а для нас все, что западнее Уральских гор и есть за Уралом, а не наоборот) о нас знают мало, и это тоже один из способов привлечения туристов.
Нам регулярно говорят, что, дескать, мы зациклились на туризме, и просим на это деньги, которые никогда не вернутся в бюджет. Но никакой зацикленности или утопии в этом нет, мы предлагаем возрождать территории. И туризм здесь будет одним из следствий. Возрождение территории это в определенной мере и возрождение быта, который там некогда присутствовал. А Томск ведь был не только купеческим, но и ремесленным центром. И на территории Болота, и в Татарской слободе были свои кузни, швейные мастерские и т.д. Сегодня это называется малым бизнесом, который призывают развивать. Ну так и развивайте его там, где он некогда процветал. Возрождайте традиции через сохранение исторического поселения.
Хотя пока в этом вопросе не проявится политическая воля, ждать чего-то прорывного, наверное, не приходится.
– А ее нет?
– Я считаю — нет, причем у самых первых лиц. Все ведь на виду, и понятно, что большая часть претензий должна быть адресована городским структурам, которые очень сильно не дорабатывают. В частности – департамент архитектуры и градостроительства, разрешения на строительство выдают именно в нем.
Они, правда, говорят, что проекты согласовываются везде, у кого только можно, в том числе у Елены Перетягиной в областном комитете по охране объектов культурного наследия. Но нужно понимать, что проект, предназначенный для согласования, застройщики составляют «как надо». Департамент выдает разрешение и тут же забывает обо всем. То есть, за собственно строительством полностью отсутствует контроль, и именно на этом этапе в проект вносятся, скажем так, некоторые изменения.
Мы видим, что строительство идет с нарушениями, часто – грубыми. И идем в департамент с вопросом, что же это такое твориться? В ответ получаем: «Этим должен заниматься Стройнадзор, это должна сделать Перетягина и т.д.» Да нет же, именно они это и должны контролировать.
Или же, как это часто бывает, земля оформляется под ИЖС и там что-то начинает возводиться. Затем проводятся публичные слушания, на которых (не без помощи городских структур) буквально протаскиваются различные отклонения от первоначального проекта. Есть недавний пример, когда мы вовремя спохватились, подняли вопрос по Гагарина 18, и застройщик все-таки снес два лишних этажа. Но это опять означало борьбу, конфликт, обращения в прокуратуру, общественный резонанс и т.д. И так почти каждый раз, а город как бы ни при чем.
В мэрии существует целый комитет по сохранению исторического наследия города. Разве у его работников есть функции контроля? Я ведь не говорю про весь город, есть историческая часть (раз речь идет именно об историческом наследии), почему нельзя раз в неделю по ней проехать и посмотреть, что там происходит? Это ведь не такие уже большие по площади территории. Вот есть дом по Школьному 5, там происходит превышение регламента. Что, в администрации не видят, как и с какими материалами работает застройщик, какие параметры у него реально заложены? Поэтому я считаю, что все это идет от властных структур города. И позволю себе предположить, что люди, наверное, заинтересованы, потому что это не один или два случая, это превратилось в систему.
– Именно систему?
– Насколько мне известно, у замначальника департамента архитектуры и градостроительства Якова Греля юридическое образование. Кому как не ему знать, что такое нарушение регламентов. У его начальника Анны Касперович профильное образование. Нельзя сказать, что это некомпетентные люди. Получается, что здесь нечто другое.
Хороший пример по теме это судьба участка по ул. Шишкова 13/2, сейчас им занимается прокуратура. Непосредственно строительство там идет давно. Еще Николайчук (и это, наверное, единственный случай, когда я могу помянуть его добрым словом) запретил эту стройку в 2011 году. Года до 2013 она находилась в замороженном состоянии, а затем вновь потихоньку ожила. Тогда правовой комитет администрации все-таки вышел с иском в арбитражный суд по поводу сноса этого строения. Мы же как общественная организация были привлечены третьими лицами. В суде дошло до того, что застройщик все-таки признал факт самовольного строительства (без разрешения), а затем подал встречный иск о признании права. Стороны взяли тайм-аут для переговоров, чтобы не сносить уже построенное. У меня сразу сложилось понимание, что никакого сноса не будет, в этом же откровенно был уверен застройщик. Далее суд предложил заключить мировое соглашение, в итоге обе стороны не пришли на несколько заседаний и иск остался без рассмотрения. Это было в начале июня 2014 года. А в декабре Грель подписал разрешение на строительство, и там теперь снова строят. Мы вновь обратились во все причастные инстанции, и администрация в итоге согласилась с тем, что разрешение было выдано с нарушением. Но теперь они говорят о том, что застройщик может обратиться в суд и тогда городу придется компенсировать ему затраченные средства. А их лучше направить на какие-то социальные нужды, бюджет-то ведь трещит по швам. Вот какого уровня аргументы применяются с той стороны.
Или то же строительство по Источной 41. Подробности рассказывать не буду, они более-менее известны. Застройщик предлагает тем же жильцам окружающих домов верить ему на слово и поддерживать его на публичных слушаниях за определенный строительный «пряник» (это со слов председателя местного ТОС, мы много общаемся и у меня нет оснований не верить сказанному). Но он ведь и городу обещал отремонтировать дом на Крылова 4. И что мы видим? Дом – и очень красивый дом, настоящий памятник – заваливается. А спросить не с кого, человек ведь ничего не подписывал. Возникает еще один вопрос к мэрии – неужели вы не знаете о том, что слово к делу не пришьешь? Почему такого рода соглашения не оформляются в виде договора, четкого правового акта?
– В качестве некоего резюме – что, на ваш взгляд, нужно делать и чего стоит ждать в ближайшее время?
– Мы не фанатики и прекрасно понимаем, что все сохранить не удастся. Но давайте начнем с того, что прекратим разрушать. Это уже многое решит. Далее нужно определиться с границами исторического поселения. Нельзя сохранить все, нужно выделить главное и прекратить уничтожать. Это тоже мало поддается логике, но статус исторического поселения федерального значения у города есть, а границ и предмета охраны до сих пор нет, они не определены.
И тут очень многое зависит от того, кто выиграет конкурс на проведение этих работ. Если это будет организация наподобие Ленгипрогора, специалисты которого и вовсе предложили нам избавиться от исторического статуса, то я очень сомневаюсь, что это пойдет городу на пользу. Даже не представляю, что тогда останется в границах исторического поселения. На мой взгляд, этим должен был-бы заниматься томский институт Сибспецпроектреставрация. Во-первых, это работа для специалистов института, деньги (которых почти нет) не будут уходить куда-то в другие города. Во-вторых, именно он был разработчиком проекта зон охраны. В институте собраны совершенно замечательные и огромные архивы, накоплен нужный опыт. При всем этом в документах к конкурсу есть ряд условий, которые вызывают недоумение и которых не было ранее – по геологии, по количеству археологов и т.д., есть ощущение, что условия «подгоняли» под конкретного исполнителя. И вот по этим новым условиям институт как раз и не проходит. Поэтому тут тоже есть о чем задуматься и о чем поговорить.
ПС
2 июля стало известно о том, что победителем конкурса на право разработки проекта границ и предмета охраны стало московское ФГУП «Центральные научно-реставрационные проектные мастерские». К слову, именно эта организация в рамках конкурса предложила наибольшую цену за проведение работ. Из пояснений, данных муниципалитетом, следует, что решающим критерием отбора стал опыт успешного проведения подобных работ. Нынешняя цена контракта – 10,45 млн рублей.