Новая лекция состоялась ровно год спустя – на этот раз в ходе церемонии награждения лучших экспортеров региона, прошедшей в Томской Торгово-промышленной палате.
Кого вы слушаете
– Не так давно наша небольшая экспертная группа подготовила доклад для РСПП по поводу того, что нас ожидает в отношениях с Китаем к 2035 году. И сегодня я использую часть информации из этого доклада. Отмечу, что мы исследовали не только КНР, но и то, как российский бизнес понимает свои проблемы при ведении дел в Китае.
Итак, во-первых, большинство российских предпринимателей полагает, что в той или иной степени знает и понимает китайский рынок. Однако 64% из них при этом не считают свою деятельность в КНР грубо говоря прибыльной. То есть тут есть нестыковка – большинство как бы все понимает, но при этом у него мало что получается.
Причины этого понятны. Большая часть продвигает свою деятельность, бренд и прочее исключительно через китайские структуры, созданные для продвижения иностранного бизнеса и служащие неким фильтром. А зачем нужен такой фильтр? Он должен обогащать КНР и ее предприятия, а также ставить иностранцев в четкие рамки.
85% опрошенных нами бизнесменов получают необходимую информацию от своих китайских контрагентов. И большинство при этом им не доверяет – то есть полагает этих контрагентов причиной своих неудач. Все эти данные, если свести их вместе, показывают, что основным источником этих проблем является именно информация и ее недостатки.
Согласно этому опросу, кстати, часть наших предпринимателей считает источником своих проблем отсутствие дружелюбности у китайских контрагентов. При этом все, кто там работал, скажут, что китайцы на самом деле очень дружелюбные люди. Проблема заключается в другом. Да, они пригласят вас в ресторан и будут вам улыбаться. А затем окажется, что договор, который вы с ними заключили, не стоит потраченной на него бумаги. Просто условия изменились, и вы должны были это понимать с самого начала.
Теперь рассмотрим обратную ситуацию – откуда китайцы узнают о бизнес-возможностях в РФ? Во-первых, от знакомых предпринимателей, агентство «Одна бабушка сказала» работает везде. Во-вторых, из социальных сетей – и тут есть отличие от российских бизнесменов, которые уж точно не сидят в китайских соцсетях. Далее идет специальная рассылка деловых ассоциаций, плюс кто-то неплохо понимает русский язык.
Итак, для нашего бизнеса основным способом получения информации о бизнес-возможностях в Китае, является общение с китайскими предпринимателями. Китайцы же узнают о нас в общении друг с другом. Общим здесь является то, что информационная сфера российско-китайского взаимодействия на уровне отдельного предпринимателя представляет добычу слухов. Не экспертных мнений, и не рассылок от профильных министерств. То есть вот китайцы что-то и от кого-то услышали, собрались и поехали на Дальний Восток покупать шоколад, жемчуг и так далее. Купили, перевезли через границу и тут же перепродали. И раз все обстоит именно так, то удивляться невысоким темпам роста товарооборота не приходится.
Почему в данном случае слухи неэффективны? Ведь вообще и особенно в специализированной профессиональной бизнес-среде все совсем не так. Возьмем запад или наши внутренние «кухни» – люди встречаются кулуарно, что-то обсуждают и говорят об уникальных возможностях, которые не доступны другим. И вот эти другие проигрывают в эффективности, потому что не знают нужного человека и не могут вовремя узнать об изменении государственной политики, правил налогообложения и так далее.
Это можно объяснить на примере тех же китайских соцсетей, в рамках которых люди замкнуты в ограниченном круге общения и не выходят за его пределы. Представьте, что томские предприниматели начали общаться только друг с другом и полностью отгородились от бизнесменов из Москвы, Новосибирска и других регионов. Или – как вариант – перестали доверять всем, кто живет и работает за пределами Томска. Какую ценность будет иметь то, что они расскажут о происходящем в России? Понятно, что это будет не очень правдиво и не совсем про реальность. И если мы представим себе все это в виде многоквартирного дома, то каждая провинция Китая будет отдельной квартиркой, где все замкнуты друг на друге и мало кто общается за ее пределами.
Впрочем, тут имеет значение и техническая сложность, связанная с тем, что важную информацию не вполне стоит доверять сетевым сервисам – особенно в Китае, где «Большой брат» следит за тобой, используя современные средства Big data. Соответственно особую важность имеет формат передачи информации из уст в уста при личной встрече. А вопрос о коммуникации напрямую влияет на вопрос о концентрации и сегментированности бизнеса – и в случае с Китаем речь, в первую очередь, идет о промышленном производстве.
Невашингтонский обком
– Политическая система в Китае устроена так, что председатель КНР выбирается только из числа тех людей, которые имеют опыт управления провинцией. То есть главы провинций являются претендентами на высшую власть – представьте себе наших губернаторов, поставленных в такие условия. При этом основой для заявки на политическую борьбу являются экономические показатели провинции – чтобы быть успешным в политической борьбе нужно выполнить основные партийные планы. Соответственно экономика для этих людей становится заложником политической борьбы.
Это значит, что твой ближайший соратник, то есть человек, возглавляющий соседнюю провинцию, является твоим конкурентом, и значит вполне может сделать тебе гадость. Нужно ли зависеть от него или экономики его провинции? Нет, все нужно производить только у себя. Следствие – малое разделение труда, большая сегментированность экономики, завязанность бизнесов на провинциальный уровень и друг на друга.
Грубо говоря, если вы общаетесь с человеком из какой-либо провинции и просите рассказать его про Китай, то он будет рассказывать вам местные новости и объяснять то, как работать именно в этой провинции. Более того, проблема заключается в том, что ответа на вопрос как работать в КНР не существует. Каждая провинция сама определят, то как ей работать. Однако именно эти вопросы российские бизнесмены задают своим китайским контрагентам, а затем удивляются тому, что в других провинциях все совсем не так. Ошибка заключается в том, что наши бизнесмены рассчитывают на тот уровень консолидации и унификации (экономической и культурной), который существует в России.
Второй момент, который воспроизводит сегментированность Китая, заключается в особом политэкономическом устройстве КНР. Как вы помните, у нас когда-то была большая дружба, основанная на том, что мы строили социализм – пускай это и были разные социализмы. Однако при этом политическое руководство Китая пыталось делать вид, что строит свою экономическую структуру на тех же основах, что и в СССР – то есть на государственном планировании. Можно сказать, что до 1978 года цены на продукцию в Китае действительно определялись планом, но при этом совершенно непонятно, что определяло этот план: была ли это экономика или политика, сказать точно нельзя. После 1978-го Китай перешел на так называемую двухколейную систему формирования цен.
То есть уже в 1980 году чиновник, приближенный к провинциальному руководству, вполне мог заявить, скажем, издателю – бумагу ты теперь будешь покупать у нас по рыночным ценам, а книги продавать по плановым. И да, они на порядок меньше, поэтому ты разоришься. А вот мой любимый младший кузен будет делать наоборот. То есть при этом формируется рента, которую предприниматели извлекают из близости к партийно-государственному аппарату.
Что же до экономики, то часть ее существует по рыночным законам, другая часть по плановым. В СССР пытались проделать нечто схожее, хотя сейчас нам рассказывают, что нужно было пойти по китайскому пути, но вот проклятый Горбачев этого не дал. Я не хочу сейчас обсуждать Горбачева, отметить нужно следующее – СССР был устроен как единая фабрика, а в Китае этого никогда не было. Только представьте себе, что на фабрике вместо конвейера введут практику, когда один цех или участок покупает произведенное другими участками. Это породит спад, что в итоге и произошло с советской экономикой.
Сегментированность в этом плане открывает определенные возможности. Например, в СССР товарообмен осуществлялся внутри единой «фабрики», поэтому когда «заглушку» открывали в одном месте (к примеру, на Дальнем Востоке), то ее открывали для всей страны и продукцию попросту вымывало за рубеж. В КНР товарообмен был ограничен – кроме некоторых стратегически важных товаров все оставалось внутри провинций. То есть здесь мы можем открыть рынок Шанхая, и это никак не повлияет на то, как устроена экономика в Синьцзяне. Эта сегментированность и позволила создать Китаю специальные и особые экономические зоны на побережье, и при этом не угробить свою экономику.
Проводник, чаю
– У более-менее крупного китайского бизнесмена есть некая колея его движения по пространству экономики. Какую-то часть того, что ему необходимо, он покупает по плановым ценам, остальное – по рыночным. То же самое происходит в сфере его продаж. И определяет все непрозрачная договоренность, которая заключена им с партийно-государственными органами. Китай – это пространство непрозрачных сделок между экономическими и политическими агентами в условиях, когда последним необходимы экономические показатели для решения своих политических проблем. Такая система называется многоколейной.
Сама колея при этом зависит от местных бюрократов, от того в какой мере бизнесмен выполняет условия сделки и от масштаба его возможностей. Закрыть колею по-настоящему большому предприятию в Китае недопустимо, это вызовет безработицу и социальный взрыв – то же самое, как у нас закрыть моногород. Поэтому и логика роста предприятий уходит от капиталистической модели роста по вертикали – то есть увеличения прибыльности и производительности труда. И перемещается она в горизонтальную плоскость – давайте наймем больше людей, построим больше цехов, вложимся в пиар, создадим нечто совершенно убыточное (например, высокоскоростную дорогу). И вынудим партийно-государственную иерархию финансировать все это дело, а затем выделять дотации на его содержание. Вот смотрите, Китай впереди планеты всей и ничего, что это никогда не выйдет на самоокупаемость. Хотя и само понятие самоокупаемости в такой системе весьма растяжимое.
Из этого следуют две вещи. Во-первых, в рамках системы невозможно подсчитать пропорции воспроизводства капитала. Грубо говоря, вот мы купили что-то по цене, которая ниже рыночной в неизвестное количество раз и которая уж точно ниже себестоимости. Выходит, что производитель этой продукции не получил достаточное количество денег для воспроизводства своего цикла. Откуда он возьмет недостающие деньги? Из государственных дотаций. Но в какой форме капиталистическое государство будет дотировать такое предприятие? В форме кредита. И в результате внутренний долг КНР растет прямо пропорционально внешнему долгу США. Одни печатают деньги, чтобы покупать китайские товары, вторые создают непрозрачные договоренности и штампуют кредиты, чтобы вести торговлю с США.
Поэтому еще раз – здесь у каждого есть свои условия той самой непрозрачной сделки, и это самый личный секрет. Мы можем узнать об этом только через случайные контакты и возникающие из-за дисбалансов цен конфликты. То есть в рамках этой системы конфликтность и закредитованность неизбежны.
И еще один важный момент: если у нас есть огромное количество непрозрачных сделок, то они осуществляются через наличные деньги. Сколько в китайской экономике наличности неизвестно, но точно больше, чем во всех остальных экономиках мира. И ее постоянно не хватает, потому что Китаю нужно чем-то обслуживать растущий объем непрозрачных сделок. Так вот, когда эта наличность выходит в оборот, в экономике возникает инфляционный перегрев. И циклы такого перегрева в Китае не имеют ничего общего с привычными нам циклами развития.
Второй момент касается пропорций воспроизводства капитала и производительности труда. Сами китайцы весьма приблизительно представляют себе то, как устроена их экономика в этом плане. То есть если у нас недостаточно денег и времени для того, чтобы производить хлеб, то в конечном счете хлеба не будет. Для того, чтобы этого избежать, мы какое-то время будем его дотировать, затем перейдем на самоокупаемость и тут же окажется, что цены у нас занижены. Цены вырастут, в результате произойдет какой-нибудь голодный хлебный бунт. Поэтому в китайских комитетах по ценам работают люди, которые устанавливают границы между рынком и планом – так, как это нужно их партийным покровителям.
И здесь, к примеру, возникает такой вопрос – если Китай и так дотирует своих производителей, как он может продавать им российский газ по совершенно непривычной для них цене? В результате все мы знаем, сколько лет заняло согласование цены на газ в рамках проекта «Сила Сибири», но до сих пор никто не знает ее точного значения.
Фото: Томская ТПП, pixabay.com
