Стартовой точкой долговых мытарств одного из старейших индустриальных предприятий Томска принято считать 2009 год. Разумеется, финансовые проблемы у завода существовали и ранее, однако в 90-е и немного позднее все это воспринималось в качестве некоей нормы. В долгах и дурно пахнущих историях тогда погрязли практически все постсоветские промышленные предприятия, приватизированные кое-кем и кое-как.
В эпоху нефтяного полубезумия к недолеченным болезням 90-х прибавляется мания больших прожектов. Наглядный пример – в 2005 году российский светотехнический холдинг под названием В.А.В.С. привлекает семилетний банковский кредит в размере $150 млн под перспективы тотального освоения опять-таки постсоветских рынков (сразу два предприятия холдинга располагались в Киргизии). ТЭЛЗ как часть общей структуры выступает поручителем по кредитному договору и несет солидарную ответственность за его исполнение. Как итог, в кризисном 2009-м на предприятии вводится процедура внешнего управления, позднее кредиторам отойдет большая часть имущественного комплекса завода.
Уже в 2018-м и 2019 годах ФНС подает иски о банкротстве предприятия (позднее отозванные), при этом в октябре 2020 года руководство ООО «Томский завод светотехники» подает заявление о самобанкротстве.
Уголовное дело о сокрытии руководством денежных средств для уплаты налогов было возбуждено весной 2020 года. В начале октября руководитель предприятия Владислав Голубев становится подозреваемым по уголовному делу, возбужденному по части 1 статьи 199.2 УК РФ (сокрытие денежных средств организации, за счет которых должно производиться взыскание налогов в крупном размере).
В ноябре следственный комитет меняет статус Голубева с подозреваемого на обвиняемого, при этом сам фигурант уголовного дела находится в Грузии. В силу особых отношений между странами экстрадиция обвиняемого представляется невозможной, призывы возлюбить родину добровольно и очно Голубев парирует аргументами карантинного характера. Дескать, ни от кого не прячусь и завсегда готов приехать, но раз границы закрыты, то все вопросы к инициаторам этого карантина.
Поле мнений о сути происходящего оказалось ограниченным тремя основными позициями:
— гражданин наладил отток капитала в закрытую от России страну, а после оттек туда сам;
— директор застрял в начале нулевых, когда долги изначально «зажимались» под предлогом уникальности и стратегического значения предприятия;
— бизнес кошмарят ненасытные чиновники и примкнувшие к ним «черные девелоперы».
Свою точку зрения на происходящее Владислав Голубев изложил в онлайн-беседе, организованной светотехническим сообществом страны.
Фото: ТЭЛЗ
О причинах
– Это вполне тривиальная ситуация. Начать стоит с того, что для нас главным клиентом выступает массовый потребитель, то есть это не бюджетная сфера и не крупные компании вроде «Газпрома», «Роснефти» или кого-нибудь еще.
Вот у нас на рынке происходит провал – такие провалы, кстати, случаются периодически. И речь при этом идет о многокомпонентном производстве, в том числе стекольном, которое нельзя остановить ни на минуту. Выходит так, что ты можешь не выпускать продукцию, но все равно вынужден оплачивать электроэнергию и газ, расходуемый на поддержание температуры в печи. И миллионные суммы по платежам будут формироваться на постоянной основе.
Производство при этом очень нужное и важное и для страны, его нельзя останавливать. Таким образом, в кризис мы встаем перед выбором – либо требования, которые наваливаются со стороны налоговой, либо закупка материалов, работа на склад и хоть какая-то перспектива.
В результате я сделал маневр – мы уплатили часть платежей (часть осталась на счету), затем перевели деятельность на аффилированную фирму (чего, опять же, никто не скрывает), то есть продукция и деньги начали поступать именно туда. Соответственно, в кодексе есть такая статья, введенная в 2017 году, которая может квалифицировать подобные действия как преступление.
Мы же со своей стороны стали работать дальше и погасили все эти требования в течение года. И расплатились мы именно благодаря тому, что смогли работать.
Дела
– В части уголовного дела, которое рассматривается сейчас, фигурирует Томский завод светотехники – там были претензии, о которых я уже рассказал. Кризис в отрасли начался, по сути, в 2017 году и за этот период по всем ламповым заводам (а массовых производств в стране всего три) был нанесен сильный удар, связанный с падением спроса и снижением цен. Это падение коснулось и нас, накопились требования, в итоге они выплеснулись в 2018 год – тогда речь шла о 18 или 19 миллионах рублей.
Заявления о банкротстве со стороны налоговой подавались два раза. В этой ситуации мы, в первую очередь, гасили эти 19 миллионов, текущие же требования откладывались как не являющиеся причиной подачи заявления. При этом совокупная сумма постепенно таяла.
В итоге они отозвали заявление, однако когда объем задолженности достиг 12 миллионов (против изначальных 19), было подано еще одно заявление. Эти 12 миллионов мы тоже погасили, но на всю историю ушло около двух лет.
То есть изначальные налоговые претензии к заводу были погашены в 2019 году, предъявленные в 2019-м мы погасили уже в 2020-м. На данный момент долги завода перед государством (то есть уже третья их часть) составляют 8 миллионов рублей, если убрать штрафы и пени то речь идет о 4,5 миллионах. Долговая пирамида сужается и, в конечном счете, сходит на нет, просто этот процесс растягивается во времени.
И на этот раз мы сами подали заявление о банкротстве. Проконсультировались, стали умнее и пошли на этот шаг, чтобы снизить риски преследования. Работаем и продолжаем гасить долги.
Откуда накал
– Потому что система сейчас работает именно так. Долг есть, он выявлен, и по внутренней инструкции ФНС сотрудникам говорят: вы по результатам какого-либо своего действия (выездной или камеральной проверки и так далее) решите все таким образом, чтобы это легко ложилось в форму обвинительного заключения. То есть, чтобы следственные органы взяли материал, просто скопировали и нажали на кнопку – в результате следственный комитет начинает свои мероприятия.
Это одна сторона вопроса, и я думаю, что таких случаев по стране много. Большая часть предпринимателей, как известно, не любит ничего и никуда выносить. И я тоже не выносил, пока, что называется, не приперли – их действия начали носить такой характер, что я (а у меня огромный опыт за плечами) такое просто предвидеть не мог.
Представьте ситуацию – 30 марта, мы уходим на каникулы. Производство, как я уже говорил, непрерывное, печи работают, но сотрудники сборочных и прочих подразделений уже ушли. И тут через турникет перемахивают оперативные сотрудники, которые просто пришли в гости. У них нет ни повестки, ни какого-то постановления, вообще ничего, но они взяли и пришли на опасное производство, которое, правда, не имеет многоуровневой охраны – на это, честно говоря, у нас нет денег. Отодвинули в сторону охранника, предъявив удостоверения, хотя, вообще говоря, это не является основанием для проникновения на предприятие, тем более что это опасный производственный объект.
Затем они говорят: «Дайте нам бухгалтера», бухгалтер при этом сдает годовой отчет, все это, напомню, происходит 30 марта. Я звоню на линию УВД, пытаюсь выйти на начальника – раньше, кстати, выйти на таких людей было довольно легко, сейчас это настоящая стена. То есть я никуда не спрятался, составил жалобы, пришел в администрацию к управляющему делами и все это подробно изложил.
Дальше проводятся следственные действия, на допросы вызывают около десятка сотрудников, включая меня. Мы более-менее успокаиваемся, потому что человек в итоге привыкает ко всему – однако в начале июня к нам приходит ОМОН с автоматами и в масках. Но это же не наркокартель или склад с оружием, это абсолютно лояльное предприятие, и никакой вероятности того, что кто-то окажет сопротивление, здесь нет. От людей требуют положить руки на стол и сидеть без движения, в некоторых отделах люди так и просидели до семи часов вечера.
Рейдеры или административный эксцесс
– Прямых предложений о продаже завода не было. Подобный интересант был лишь в одном случае, и я бы не стал наводить тень на это направление.
Да, у предприятия, безусловно, есть перспективы. В первую очередь, потому, что мы проводим современную политику по продвижению. К тому же предприятие не просто производит светодиодные лампы, оно работает с собственными светодиодами – и таких в стране меньше, чем пальцев на одной руке, филаментные лампы кроме нас вообще никто в России не делает. Причем я везде подчеркиваю, что мы создали это производство не только своими силами – завод стал победителем конкурсов по двум государственным программам и получил софинансирование. То есть государство в этом плане тоже помогало, и с этой точки зрения происходящее выглядит предельно глупо.
Мне кажется, что речь может идти о двух вариантах. Либо левая рука не знает, что делает правая. Либо дело в том, что предприятие находится в центральной части города. Такие интересанты всегда ползают вокруг и высказывают мысль о том, не купить ли что-нибудь за копеечку – с этим я столкнулся практически сразу после того, как появился на заводе.
В.А.В.С. назначил меня директором предприятия в марте 2007 года, правда, всю специфику мне при этом не объяснили. Вообще-то, я хорошо разбираюсь в балансах предприятий, но «под сукном» лежали еще и небалансовые обязательства, которые не отсмотрел. Увидел их только после того, как встал у руля предприятия. Уходить не хотелось – я и команду определенную привлек, и сам был на это настроен.
На самом деле, завод сам по себе (то есть помимо В.А.В.С.) имел долги, превышающие те, которые мы сейчас обсуждаем. И при этом я сделал вывод о том, что предприятие крутится и оно абсолютно рабочее. Стаж моей работы в промышленности насчитывал не один год, и я видел разные предприятия, которые лежали на боку, на спине, под землей. В промышленности как таковой была очень неприглядная ситуация, и предприятие – с учетом его богатой истории, коллектива и прочего – надо было обязательно тащить и вытаскивать.
Этими убеждениями я руководствуюсь до сих пор – дело в том, что вместо нас никто сюда не встанет. Это не бензоколонка, которая закрылась, и тут же поблизости открылась новая. У нас ситуация совсем другая, посмотрите на крушение Уфимского лампового завода, который был нашим самым крупным соседом, коллегой и конкурентом. На его место – как и всегда в таких случаях – пришел Китай.
Вывод о вызове
– Все это глобальная глупость и вызов бизнесу как таковому. У предприятий всегда были и будут какие-то текущие сложности и кризисные моменты, причем производственному бизнесу это свойственно в первую очередь. Это по-настоящему сложный бизнес, в цепочках которого всегда может произойти сбой. И лезть туда с условным паяльником вместо того, чтобы оказать помощь… Ну и само применение таких мер неправильно и несопоставимо вообще ни с чем.
Кому-то подобные суммы кажутся незначительными, однако на самом деле все это складывается в большую картину. Сегодня я их отдам и, грубо говоря, завалю все остальное. Или же отодвину какую-то программу развития в сторону, и она уже не реализуется.
Мы не отказываемся платить. Мы принципиально не подавали заявлений о банкротстве, чтобы это не выглядело так, будто кто-то пытается утопить производство. Сейчас мы пошли на этот шаг по причине изменения законодательства – грубо говоря, если ты не подаешь такое заявление, значит, виновен априори. И это совершенно отличается от предыдущего десятилетия – то есть мы занимаем ответственную позицию, а нам за это бьют по голове. Поэтому я считаю, что предпринимателям нужно понимать общий характер такого вызова.
